Елена Игнатова - Загадки Петербурга I. Умышленный город
Другим важным нововведением Петра I стало учреждение Академии наук, проект создания которой разработал он сам. Академия наук была открыта в 1725 году, уже после его смерти. Среди иностранных ученых, приехавших работать в Петербургскую Академию наук, были люди, имена которых известны в истории науки: математики Л. Эйлер и Д. Бернулли, астроном Ж. Н. Делиль. По замыслу Петра I, главной задачей Академии было воспитание будущих русских ученых, поэтому при ней открылись гимназия и университет.
Еще одним «научным предприятием» Петра I стало собрание раритетов — редкостей, диковинок. В 1718 году он объявил указом о создании музея — Кунсткамеры. Тут же последовало обращение к народу: «…Известно нам, что как в человеческой породе, так и в зверской и птичьей случается, что родится монстра, т. е. уроды, которые всегда во всех государствах собираются для диковинки… Несколько уже и принесено: два младенца, каждый о двух головах, два, которые срослись телами. Однако ж в таком великом государстве может более быть, но таят невежды, чая, что такие уроды родятся от действия дьявольского… Также, ежели кто найдет в земле или в воде какие старые вещи, а именно: каменья необыкновенные, кости человеческие или скотские, рыбьи или птичьи — не такие, как у нас ныне есть, или такие, да зело велики или малы… также какие старые надписи на камнях… и прочее, что зело старо и необыкновенно…» — тот должен немедленно отдать находку коменданту города.
За каждого принесенного урода или диковинку назначалась плата. И уродов вместе с прочими редкостями понесли… Эти младенцы о двух головах, скелет великана и прочее выставлены в особом зале Кунсткамеры, ныне Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого Академии наук — одного из богатейших в мире этнографических собраний. А начало музею положила петровская коллекция. «Сам он был странный монарх!» — заметил Пушкин в связи с указом о монстрах. И странное было время, заметим мы, — ведь увлечение монстрами, карликами, великанами было европейской модой, и Петр лишь хотел не отставать в «области культуры» от прочих монархов. Часть раритетов царь, пойдя на расходы, купил у европейских коллекционеров.
Первоначально Кунсткамера располагалась в петербургском дворце А. В. Кикина, приближенного Петра, казненного по делу царевича Алексея. Чтобы привлечь туда народ, Петр приказал бесплатно угощать посетителей вином и кофе, для чего Кунсткамера получала из казны определенную сумму. Это угощение тоже являлось мерой просвещения: ведь и употребление кофе было возведено Петром в ранг государственной необходимости и стало обязательным для дворянства. Был ли Петр беззаветным приверженцем всего западного в ущерб русскому? Нет, он заимствовал с Запада главным образом то, что содействовало укреплению императорской власти, экономическим и культурным переменам. «Ему приписывали увлечения, мало сходные с его рассудительным характером… Кто-то при государе стал расхваливать парижские обычаи и манеры светского обхождения. Петр, видевший Париж, возразил: „Хорошо перенимать у французов науки и художества, я бы хотел видеть это у себя, а впрочем, Париж воняет…“ Он знал, что хорошо в Европе, но никогда не обольщался ею, и то хорошее, что удалось перенять оттуда, считал не ее благосклонным даром, а милостью Провидения, чудом Божьим, совершенным для русского народа», — писал И. Н. Божерянов.
Для пропаганды своих нововведений в столице Петр I использовал праздники, юбилеи побед, различные торжественные события. И тут он не собирался следовать старой традиции, а сам придумывал церемонии большинства торжеств. Как отмечали важные события и праздники в допетровской Руси? Главным действом, объединявшим всех, было богослужение. Царь появлялся в соборе в тяжелых, сверкающих драгоценными камнями, не гнущихся от золотого шитья ризах. А после литургии, общей благодарственной молитвы, во дворце устраивали пир, а народ вольно веселился в своих домах или в кабаках.
Конечно, Петр не мог и не хотел нарушать этой традиции в основных моментах, но и здесь он не обошелся без новшеств.
Праздники годовщин побед в Северной войне начинались в Петербурге богослужением на Троицкой площади. На ней ставилась походная церковь — палатка с алтарем, шагах в пятнадцати от нее сидел царь, облаченный не в парадные ризы, а в тот мундир, который был на нем в день «виктории», годовщину которой отмечали. Так, при праздновании победы в Полтавской битве он явился народу в старом зеленом кафтане с красными отворотами, с кожаной черной портупеей, в зеленых чулках и старых башмаках. В правой руке Петр держал пику, в левой — офицерскую шляпу. Это было эффектное зрелище: смуглолицый, худой, ростом выше двух метров[6], он выделялся в любой толпе. Царя окружала гвардия, дальше толпился народ. В праздничные дни после торжественного богослужения палили пушки, к вечеру устраивались фейерверки, народные гуляния или маскарады. Маскарады на Троицкой площади бывали нередко, иногда они длились по нескольку дней.
С особой пышностью в Петербурге отмечали установление «вечного» Ништадтского мира с Швецией в 1721 году, после заключения которого Петр принял титул императора, именования «Великий» и «отец Отечества». 10 сентября рано утром император Петр Великий явился на Троицкой площади перед зданием Сената в костюме корабельного барабанщика и, отбивая дробь на барабане, объявил народу и войскам о заключении Ништадтского мира. Ликованию их не было предела — ведь Северная война продолжалась двадцать один год! По этому случаю было сожжено множество фейерверков, с Петропавловской крепости салютовали пушки, празднование и маскарады продолжались восемь дней.
Театрализованных действ в городе было много. Ледостав на Неве торжественно объявлял шут царя. Под барабанный бой он в пестром наряде переходил реку по льду в сопровождении ряженых с холщовым знаменем, лопатами, веревками и крюками. Весеннее открытие судоходства отмечалось пушечными выстрелами и парадом судов на Неве. Петровские праздники интересны для нас, потомков: в них было стремление создать новые традиции взамен старых, смешение высокой патетики с грубоватым юмором, а порой и отталкивающий гротеск.
Так, царь еще в молодости учредил шутовской «всепитейный собор», который вслед за ним перебрался в Петербург. Во главе собора стояли «князь-папа» и «кардиналы». Вступить в это общество не составляло труда: для этого надо было быть горьким пьяницей.
Первый князь-папа Н. М. Зотов вскоре и умер в Петербурге от пьянства. Его преемник П. И. Бутурлин должен был жениться на вдове Зотова. Петр I сам разработал церемониал шутовской свадьбы.
Начиналась она удивительным зрелищем: князь-папа и его кардиналы переправлялись через Неву на плотах, составленных из винных бочек. На первом плоту находился огромный котел с пивом, а в котле — большой ковш, в котором сидел князь-папа. Рядом с котлом стоял Нептун, поворачивавший трезубцем ковш с князь-папой.
Закончилась свадьба не менее странно: первую ночь новобрачные провели в деревянной пирамиде на Троицкой площади. Пирамида освещалась изнутри, в ее стенах были просверлены дыры, через которые любопытные могли заглядывать внутрь. Эта шутовская свадьба оказалась не единственной в истории города, из последующих особенно знаменитой стала свадьба в Ледяном доме, о которой мы расскажем позже.
Придворные праздники петровского времени являли дикое смешение стилей: быстро усваивавшие светские манеры кавалеры и дамы могли по воле царя стать невольными участниками безобразной попойки.
В дневнике камер-юнкера Берхгольца описан один из таких праздников. Во время пира на корабле «Св. Пантелеймон» по случаю его освящения царь заметил, что придворные мало пьют. Он приказал подать каждому гостю по огромному стакану вина, смешанного с водкой, а сам ушел. Закончилось торжество плачевно: «Царь… не возвращался более вниз. Уходя в неудовольствии к царице, он поставил часовых, чтоб никто и ни под каким видом не мог уехать с корабля до его приказания… Между тем внизу веселились на славу: почти все были пьяны, но все еще продолжали пить до последней возможности. Великий адмирал (Ф. М. Апраксин. — Е. И.) до того напился, что плакал как ребенок… Князь Меншиков так опьянел, что упал замертво, и его люди были принуждены послать за княгинею и ее сестрою, которые с помощью разных спиртов привели его немного в чувство и испросили у царя позволения ехать с ним домой». Берхгольц оставил столь же выразительные описания придворных увеселений в Летнем саду.
Но, допуская подобные безобразия, царь требовал от подданных культуры, отказа от традиционной одежды, обычаев, вкусов, а от дворянства — еще и «политесу», утонченной светскости. С этой целью в 1718 году он учредил в Петербурге ассамблеи, присутствие на которых было обязательным для дворян.
